последний день...........

«Последний день»
Она шла в школу ранним субботним утром – на часах ровно 7:30. Шла очень медленно, словно зная, что лучше было бы не ходить туда, а просто остаться дома. Она понимала, что до звонка осталось всего полчаса, но, если поторопиться, еще можно успеть. Но все так же с трудом переставляла ноги. Все, ВСЕ внутри нее говорило о том, что нужно повернуть назад, от бесконечных сплетен, скучных уроков, злых учителей и пьяных одноклассников. В голове как будто зажегся красный огонек под названием «опасность», но она все шла и шла. Было очевидно, что за опоздание на геометрию ей не светит ничего хорошего, мало того, опять поведут к завучу, старой противной жабе, и не поверят в наспех придуманную историю про сломанный будильник.
Она шла в школу, совсем не думая об учебе. Как всегда по утрам, она пребывала в некой прострации, за которой стояли и бессонная ночь, и лишний бокал коктейля вчера на дискотеке, и сигарета, которую она держала в руке, нежно, почти любя.
Черные, крашеные волосы падали на лицо. Но девушка не смахивала их привычным движением руки, а оставляла все, как есть, и еще больше погружалась в себя. Она стала, как обычно, вспоминать вчерашний день. Придя из школы в нетрезвом состоянии, она пообедала, послушала музыку и решила позвонить одному очень дорогому для нее человеку. Набрала номер, гудки, гудки. Вот. Девушка сразу поняла, что он нагло врет, что занят. Но все же надеялась, что он перезвонит. Около трех часов она тупо сидела у телефона и ни о чем не думала. А он все не звонил и не звонил. Взяв свою сумку, она ушла из дома.
Вернулась только во втором часу ночи, со смутными воспоминаниями о месте пребывания и о количестве выпитого. Ее родители уже начали звонить в милицию, когда раздался длинный тренькающий звонок в дверь. Потом ее стошнило прямо в коридоре, папа увел дочь на кухню отпаивать кофе, мама стала убирать блевотину. Папа начал кричать о ее ужасном поведении, но она развернулась и, пошатываясь, вышла, закрыла за собой дверь, доползла до своей спальни и упала на кровать. С трудом нашарив сумку в темноте, она закурила сигарету. Ей было наплевать, что подумают родители, так зачем же мучить себя никотиновым голодом?! Она лежала, затягивалась, стряхивая пепел на ковер, и думала: за что он с ней так поступает? Она ведь даже не намекала на свои чувства, а просто пыталась помочь ему со всеми проблемами. Но он оттолкнул ее. Почему?!
И вот сейчас, по дороге в школу, где она никому не нужна, девушка курила и, забывая выдохнуть дым, глотала слезы. Возможно именно из-за своей «ненужности» всем: папе с мамой, остальным родственникам, учителям, одноклассникам, и даже единственному любимому человеку на всей планете - она и стала такой.
Такой замкнутой, депрессивной и апатичной. Возможно, из-за этого она начала пить, курить как паровоз, проколола на себе практически все возможное, покрасила волосы и стала одеваться только в черное. Может, кто-то и называл ее неформалкой, но ей было совершенно наплевать. Срала она на все условности, правила, систематически прогуливала школу, не делала уроки. У нее было всего два желания: чтобы в ее мир не вторгались, и чтобы Он существовал в ее жизни. Но второе никак не удавалось исполнить.
А вот и эта чертова школа. Времени – 8:15. Опять к Жабе. Кэл (а ее звали именно так, хотя это и был псевдоним – ее настоящее имя Юля ее по страшному высаживало) апатично дернула ручку двери в надежде, что та не откроется, и вошла в вестибюль. Несмотря на давно прозвеневший звонок, там была тьма народу. И все почему-то стояли с похоронными лицами. А Костя – ее любимый, просто, не стесняясь, плакал.
-И? Кто-то умер, да? Надеюсь, повальный приступ суицида в нашем классе! – одна эта мысль доставляла удовольствие.
-Заткнись.
-Что-о-о?! Хамить мне опасно для здоровья. Че случилось-то?
-Машу машиной сбило.
-Надеюсь насмерть, - у Кэл вдруг пропала ощущение реальности.
-Ага.
Вот это номер! Это же та девчонка, по которой Костик сохнет вот уже неизвестно сколько. Он ей несколько раз предлагал быть вместе, но она только мучила его и не отвечала однозначно. Хотя даже Кэл знала, что внешняя симпатия Маши обуславливалась лишь нежеланием отдавать парня другой.
Обычно Кэл было нетрудно удерживать на лице печальное выражение, но на этот раз ее просто проперло на смех. И она не только засмеялась, а истерично захрюкала и начала повизгивать! Ей вдруг показалось, что это какой-то дурацкий фильм, в котором она – главная героиня. Пару минут она смотрела на все со стороны, а потом упала в обморок. Когда Кэл очнулась, все, что она увидела, были пропитанные ненавистью голубые глаза Кости. С секунду он посмотрел на нее невидящими от боли глазами и вышел. И Кэл снова провалилась в беспамятство. На этот раз от ужаса нежданной потери.
Вроде бы обычный холл обычной школы: подростки ходят, смеются и ругаются. Охранник смотрит телевизор. Все, как всегда. Но только одна немаловажная деталь поражает до слез: тело девушки, лежащее около двери на улицу. И никто не подходит, она оставлена одна, она никому не нужна. И вот она с трудом открывает глаза, встает и, спотыкаясь, выходит из школы с единственной мыслью: он ушел.
И ничего больше не имеет значения: ничего нет. Вокруг бессмысленная темнота и тупая боль. Она то лезет наружу, вспарывая кишки, то всасывает все в себя, как насос. И от этого все ближе и ближе чувствуется понимание. Оно вонзается в разум, оставляя за собой кровавый след. Уши не слышат, глаза не видят, сердце бьется лишь по привычке. Но теперь это уже не имеет значения.
Кэл идет неизвестно куда, по большим улицам и маленьким переулкам. По асфальту и по канавам. Все неважно. Она видит перед собой только искаженное злобой лицо Кости, который ничего не понял. Он не понял ни причины ее смеха, ни ее мыслей, ни того, как сильно она в нем нуждается. Он не знает про ее всепоглощающую любовь, он считает, что Кэл рада смерти Маши, что Кэл – лживая и жестокая скотина. Но это не так. Теперь уже ничего не доказать, все потеряно.
Кэл зашла в какой-то маленький двор и повалилась на качель, но сразу же с нее упала. На скамейке напротив сидел очень симпатичный парень, хотя она не заметила его вообще. Просто подумала, что какой-то вонючий лох уставился на нее и что-то говорит.
Парень встал и подошел к девушке, которая все так же продолжала лежать на земле. Подав ей руку, он тихим голосом, полным сострадания, произнес:
-Вставай. Девушкам не нужно лежать на голой земле. Вставай, - и посмотрел Кэл прямо в глаза.
-Ты себе и не представляешь, как мне нравится здесь лежать. Отстань, - так же тихо, но очень зло попросила она.
Молодой человек молча развернулся и пошел к скамейке. Он сел, но, видимо, передумав, снова встал и вернулся к Кэл:
-Да ладно тебе. Я не знаю, что там у тебя произошло, но ты вся в слезах, а это нехорошо. Пошли, умоешься, - и он показал на бутылку с минеральной водой. – Ну?
-Ну… Ты действительно ничего не знаешь… - с горечью прошептала Кэл, вставая. – Дашь прикурить?
-А сигареты у тебя есть, курильщица?
Кэл пошарила в карманах:
-Нет. Теперь у меня вообще ничего нет.
-Совсем ничего? – он, казалось бы, удивился, - на, возьми. Подойдет?
-В таком состоянии мне подойдет даже веревка с мылом, - к девушке снова вернулся прежний сарказм. – Давай сюда. Что это? Парламент? Ну-ну, неплохо. Хотя от пачки Вог я б не отказалась.
-Ну, тут уж извините, нет. Может, расскажешь, что случилось? Кстати, я – Костя.
При этих словах Кэл чуть не задохнулась, слава Богу, Костя похлопал ее по спине.
-Еб твою мать! – слова вырвались прежде, чем она сумела заткнуться – ну типичный холерик.
-Фу, как некрасиво. Вижу, ты не очень-то разговорчива. Отвезти тебя домой? – он понял, что здесь ему ничего не светит.
-Это было бы самым лучшим, что ты можешь для меня сделать, - Кэл была ему очень благодарна, искренне, по-настоящему.
И в тот момент, когда они садились в машину, она увидела Костю, единственного Костю в ее жизни. Он тоже узнал ее и беззвучно проговорил:
-Ненавижу. – Развернулся и исчез.
Когда Кэл приехала домой, родителей еще не было – не вернулись из гостей. Девушка медленно, в полном ступоре разделась, взяла трубку телефона и закурила. Номер, единственный номер, который она знала наизусть, всего семь цифр. Гудок, еще один. Костино привычное:
-Аллё.
Но Кэл молчала, не сумев произнести ни слова.
-Аллё, я слушаю, говорите. – Тишина. – Ну, говорите же!
-Кость, это я, мы мо.., - он повесил трубку.
Не первый раз Кэл уже доставала эту маленькую коробочку с сильнодействующим снотворным – там уже осталось очень мало. Но, налив воды в стакан, девушка все же без раздумий проглотила все оставшиеся таблетки и легла спать с довольной улыбкой на губах. Все, больше не придется мучиться, все, конец. Остается надеяться, что этой дозы хватит, чтобы уснуть навечно. Классический Gothic-style.
Утро. Дикий приступ тошноты, какого еще никогда не было. Кэл со всей возможной в таком состоянии скоростью побежала в туалет. Уже легче. Только она выпрямилась, как ее стошнило снова. Казалось, внутренности выпадают наружу вместе с отравой.
В школу, понятное дело, Кэл не пошла. Она весь день бегала в туалет – организм активно очищался. Родителям она сообщила, что наелась несвежего мяса в школе – не хватало еще в дурдом попасть.
Но на следующий день предки уже начали предлагать вызвать скорую, так что Кэл пришлось идти на уроки. Несколько раз в школе она пыталась заговорить с Костей, но он словно не замечал ее. Проходил мимо, как будто она – невидимый фантом, не более того. И это было последней каплей. Кэл отпросилась с уроков, не в силах больше ждать.
По дороге домой она зашла в парфюмерный магазин и купила, естественно, бритвы. Пришла домой, залезла в ванну, приготовила орудие самоубийства, но все же передумала. Слишком уж это избито. Она надела свое любимой черное платье, накрасила глаза черным, сильно-сильно, распустила волосы. Уж если умирать, так красиво. Без обуви Кэл вышла из дома и пошла на поиски очень оживленной улицы. Вскоре поиск был закончен.
И вот она медленно идет навстречу быстро едущим машинам и улыбается. Вся улица замерла в ожидании: что же будет? Но вот у самой Кэл на это счет не было сомнений. В пятый раз должно получиться. Никакой грусти, никакой боли, только мрачное удовлетворение. И, наконец, вот она – машина на бешеной скорости. Водитель не успевает затормозить и … все.
И все, это тот самый долгожданный конец. Кэл больше нет на этом свете, и можно только догадываться, что она почувствовала в последний момент. Может, счастье? Может, боль? Или радость? Но теперь не у кого спросить. Только листок бумаги валяется рядом с ее окровавленным и искореженным телом, всего шесть слов: «Прости… Не смогла… Быть… Без тебя…»