Почему Северодонецк – место экспериментов

Рассказывает социальный инноватор Ариф Багиров

В эти выходные жители Северодонецка и другие неравнодушные люди отметят 86-летие города. За время нынешней войны он приобрел особую важность – пока Луганск оккупирован, стал административным центром области. Но в городе и без того случалось много увлекательных вещей, и на этой неделе Свои.Сity подготовили серию публикаций о Северодонецке. Начинаем ее с рассказа социального инноватора Арифа Багирова. Свою личную историю в этой колонке он представляет через историю города.

Привет, читатель! Меня зовут Ариф, фамилия Багиров, я родился и живу в Северодонецке, люблю этот город и вижу у него будущее. Попробую рассказать о своих с ним взаимоотношениях.

Рабочий посёлок «Лисхимстрой», созданный росчерком пера руководства треста «Химуголь», располагавшегося тогда в Лисичанске, был призван строить завод по производству азотных удобрений и с самого своего появления испытывал трудности с конкретикой – то с местом расположения, то с проектом собственно завода, из-за чего строительство затягивалось. Потом была война, которая разрушила то немногое, что к тому моменту успели построить.

Но немцы разрушили, немцы же, и другие военнопленные вместе с узниками ГУЛАГа и отстроили, а трофейное немецкое химическое оборудование хорошо подошло строящемуся комбинату.

После того, как в 1953 году посёлок, уже три года называвшийся Северодонецком, появился на карте и стал открытым. Сюда начали стекаться люди со всех концов страны. В том числе – в конце пятидесятых из военного городка в Сибири сюда приехала мирно жить ушедшая в отставку эскадрилья моего деда, полковника авиации Лихачёва Сергея Васильевича, вместе со своими семьями, а моя мама Лена пошла в школу.

Отставные молодые фронтовики, как и многие другие новоприбывшие, легко нашли себя в мирной жизни, дружно своими руками создавая город для себя. А сам он, получив этот статус в 1958 году, стал бурно развиваться в связи с тем, что химизация народного хозяйства была объявлена государственным приоритетом, а Лисичанский химический комбинат – Всесоюзной ударной комсомольской стройкой.

В него стали распределять выпускников химических, технических и других вузов. Таким образом на песчаном пустыре возникал будущий гигант советской химической промышленности, а сам Северодонецк становился городом молодых инноваторов и экспериментатров, средний возраст которых был 27 лет.

В семидесятые это уже был стотысячник химиков, кибернетиков и строителей, с развитым спортом, культурой, инфраструктурой и многими атрибутами, присущими областным городам того времени, «продавленными» настойчивой энергией первостроителей, таких как Пётр Филиппович Новиков и многие другие.

В такой город и приехал и мой batya Эльдар. Он познакомился с мамой в Баку, во время её командировки, в которую она ездила, работая в отделе снабжения Приборостроительного завода. Этот завод, выражаясь современным языком, делал «железо» под «софт» для работы с «биг дата» в разных сферах – начиная от автоматизации химических процессов до стыковки Союз-Аполлон, которую «кодили» в Научно-исследовательском институте управляющих вычислительных машин, где он собственно потом и работал.

Таким образом я и возник в местном роддоме, а в 80-е ходил в школу, спортзалы, кружки и не только – местом наших детско-юношеских прогулок зачастую были стройки, заводы – на некоторые можно было залезть, карьеры и другие прелести промышленного края.

«Лихие 90-е» пришли и в Северодонецк, где настигли меня подростком. «Трудным подростком», как тогда называли хулиганов, постоянно дерущихся и выкидывавших красные тома ленинских сочинений с пятого этажа школы, после чего зачастую уходивших в профтехучилища. В эти смутные времена в городе, как и во всей стране, начали происходить мутные и нездоровые процессы, сбившие его на взлёте и охладившие большие амбиции.

Тем не менее, градообразующий «Азот» остался на плаву, «Импульс» тоже, многие предприятия переориентировались, некоторые мелкие возникли, так что депрессия не так сильно ударила по Северодонецку, как по многим другим промышленным городам.

Но всё равно население города стремительно убывало, мозги и руки ехали туда, где могли найти себе достойное применение, а те, кто оставался жить, вынуждены были прорываться. И прорывались кто как мог, а я по глупости выбрал скользкую дорогу к лёгким деньгам, сопровождающуюся тяжкими преступлениями и тяжёлыми наркотиками.

В нулевых я, устав и бежав от этого неинтересного ада, перезапустился в Киеве, где занялся духовным развитием и социальной деятельностью. В 2010-м я начал работать в крупной онлайн-маркетинговой фирме, где стал осваивать эту перспективную отрасль интернет технологий. Через год, «прокачав эти скилы», вернулся с ними в понемногу оживавший Северодонецк, по которому я несколько лет скучал, и где в моих умениях была необходимость. Поэтому у меня хорошо шли дела, позволяя мне продолжать заниматься любимой социалочкой.

У меня был сайт, рабочий профайл «Такой Северодонецк» в Facebook и аккаунт с таким же названием в Twitter, которые зимой 2014 года стали площадками общения и координации проукраинских пользователей в тех непростых и непонятных условиях. В то время уже стояла палатка, охранявшая спасённый 23 февраля от воображаемых бандеровцев памятник Ленину, а на площади Победы по воскресеньям собирались пророссийские митинги из старушек и титушек-антимайдановцев.

Мы всё это бурно и тревожно обсуждали в сети, и я невольно оказался модератором, а впоследствии и координатором не только онлайн, но и офлайн-противодействия. Тут пригодились мои хулиганские скилы и знакомства. Мы с ребятами рисовали жёлто-синие сердечки, клеили наклейки «Северодонецк – это Украина», два раза перекрашивали в надлежащие ей цвета стелу на въезде со стороны Луганска, накануне осквернённую триколором. Не обходилось и без стычек.

Самая большая стычка произошла 6 апреля возле городского дворца культуры. Привезённая толпа буквально затаптывала северодончан, не успевших собраться для того, чтобы спеть гимн своей страны. Били всего лишь за украинскую символику, в то время как милиция, ухмылявшись, просто не давала забить людей до смерти.

По мне нормально так попрыгали, пока знакомый офицер не вывел из толпы. Через месяц с молчаливого согласия властей город заняли пророссийские боевики, у которых уже были списки “укрофошиздов”, в которых я, конечно же, был. Столкнувшись с ними и поняв, что в следующий раз за мной пришлют ребят покрепче, не видя смысла оставаться в оккупированном городе я, приняв поражение и признав бессилие, поджав хвост уехал в Киев.

Завод стоял, город тем временем пустел, зарастал, в него иногда прилетало, и мало кто верил, что это когда-то закончится. Тем не менее, в нём оставалось много патриотов, совершавших разные дерзкие выходки. Они и встретили 22 июля вошедших в Северодонецк бойцов батальона «Чернигов» и Национальной гвардии Украины под командованием полковника Радиевского, на следующий день погибшего при освобождении Лисичанска.

Я вернулся в уже другой город. И дело не в том, что он стал временным административным центром области, но и в том, что начало естественным путём зарождаться гражданское общество здорового человека из северодончан, переживших оккупацию, и луганчан, вынужденных покинуть свои дома, отказавшихся жить и служить в псевдореспублике. Как и любое сообщество, оно бурлит, в нём происходят трения, искрения, выгорания, интриги, обвинения друг друга в сепаратизме или недостаточном патриотизме, и всякое другое – мне тоже доставалось. Но люди есть люди, у каждого своё мнение и видение, и они имеют на это право до тех пор, пока не совершают противоправные действия. Ну по крайней мере, таким мне кажется цивилизованное общество, стремление к которому обошлось нам такой ценой.

Что касается моего видения будущего города, то я делаю всё, чтобы в первую очередь повышался культурный уровень жителей города, переписываю его ментальный код.

Не хочу больше ни с кем драться – хочу, чтобы мне в этом городе не с кем было драться 

Вижу современный город, в котором модно быть собой, думать, развиваться, к чему-то стремиться, делать добро окружающим. В котором городское пространство организовано по законам урбанистики, с её ориентированностью на жителя, где проводятся международные фестивали, есть современный музей, концерт-холл, планетарий и ещё много чего.

Да, в самом бедном регионе самой бедной страны Европы представить такое может только лютый фантазёр, но я такой. Мне, видимо, действительно повредили отдел мозга, отвечающий за взросление, и я остался наивным юношей. Но мне норм, живу с этим, по крайней мере, я вижу максимум, к которому движусь – может, не так быстро, как хотелось бы, но как могу. Потому что верю, что у этого города есть нереализованный потенциал. И тот дух первостроителей-экспериментаторов, которые, находясь на песчаном пустыре, видели красивый город, не выветрился, но просто затаился и сжался, как пружина, которая от давления только набирает силу для противодействия.

Так я и назвал своё креативное движение – «Пружина». Оно организовывает и поддерживает всё, что работает на эту визию. Мы проводили здесь выставки, фестивали, дни уличной музыки, кинопоказы, встречали и обеспечивали комфортное нахождение в городе «культурным интервентам», которые стали к нам приезжать, привозя классные культурные проекты.

На пути к планетарию мы проводили астро-пати, давая горожанам посмотреть в телескопы и рассказывая о космосе и происходящих в нём астрономических событиях.

На пути к музею мы проводим выставки, просветительские мероприятия об истории города и края, медиакампании, направленные на сбережение культурного наследия.

Развивая культурную дипломатию между регионами, приняли участие во всеукраинской акции «Потяг єднання», во время которой объехали все такие разные регионы страны.

Развивая зелёный и индустриальный туризм, мы изучаем окрестности сами, прокладывая маршруты, и проводим экскурсии гостям.

И так практически в каждой из отраслей креативной экономики. В сентябре, на пути к большому международному фестивалю, мы попытались собрать всё это вместе в рамках постиндустриального фестиваля «Светлоград», который стал самым сильным на данный момент проектом.

И мы не останавливаемся, а только разгоняемся. Сегодняшний кризис всего лишь корректирует наши планы, отнюдь их не отменяя. Более того, в этом кризисе мы будем искать новые возможности, которые он может открыть, ведь в коде этого города заложены современность, новаторство и экспериментаторство. Когда-то он был одной сплошной опытной площадкой, на которой изобретались, воплощались и испытывались новации в разных сферах тогдашней промышленности. Возможно, он станет такой же опытной площадкой даже не для сегодняшней промышленности, а завтрашней. Верую!