Націоналісти в Сєверодонецьку

У 1965 році в Сєверодонецьку було створено міську газету “Комуністичний шлях”. У новій газеті відділ культури вести запропонували поету Йосипу Курлату, який жив у Донецьку, працював у газеті “Комсомолец Донбасса” і керував літературним об’єднанням “Обрій” при Донецькій організації Спілки письменників України.

У Сєверодонецьку він одразу взявся організовувати студію дитячої літературної творчості “Джерельце”, мережу гуртків юних кореспондентів “Іскорка” і клуб молодих літераторів, який перетворився в літературну студію “Ровесник”.

Але у цей час хрущовська “відлига” вже скінчилася. Знову почалося “закручування гайок”, посилення "ідейно-виховної роботи" серед творчої інтелігенції, що включало в себе і арешти письменників. Тим більше, що наближалася 50-та річниця Жовтневої революції і КДБ намагалося показати свою потрібність.

Ці процеси не оминули і Сєверодонецьк. Почалося полювання за тими, хто продавав-міняв грамплатівки із закордонною музикою, виловлювали радіолюбителів – “радіохуліганів”. Не оминув цей ідеологічний контроль і редакцію газети “Комуністичний шлях”. На початку 1968 року, після публікації вірша Василя Стуса в газеті, у деяких журналістів і молодих літераторів здійснили обшуки, шукали “націоналістичну літературу”.

Я давно зацікавився цією історією, з деякими учасниками спілкувався, попросив поділитися спогадами про цю історію. Фрагменти спогадів, які складаються в цілісну історію, подам нижче. Звісно, спогади – суб’єктивні, кожен з учасників бачив щось своє і оцінював по-своєму. Але загальна картина дає уявлення про події того часу.

Марк Вейцман

Он обладал незаурядными организаторскими способностями. В Донецке руководил литстудией «Обрій» при местном отделении СПУ. До сих пор удивляюсь, как могли «верные ленинцы» из правления СПУ и обкома комсомола доверить Курлату ответственное дело «воспитания литературной смены». Правда, вместе с ним, в качестве, так сказать, сдерживающего начала, студией руководил и Владимир Демидов, но его участие в руководстве было чисто формальным. Иосиф же работал, что называется, на полную катушку. Тем более, что ребята подобрались на редкость способные. Достаточно назвать Васыля Стуса, Василя Захарченка, Галину Гордасевич, Бориса Ластовенка, Елену Лаврентьеву, будущего киносценариста Валентина Ховенко. Были там и проживающие ныне в Израиле поэт Лев Берынский и ваш покорный слуга.

Благодаря Курлату в «Обрії» была создана атмосфера доброжелательной требовательности. Студийцы были желанными гостями на радио и телевидении, в воинских частях, рабочих клубах, студенческих аудиториях, на шахтах и заводах. Иосиф работал с каждым своим питомцем конкретно – анализировал тексты. Глаз у него был острый, а литературный вкус безошибочный.

Понятное дело, идиллия эта долго продолжаться не могла. Разумеется, и студийцы, и их вдохновенный наставник со временем стали объектами пристального внимания со стороны властей предержащих, усмотревших явные проявления украинского буржуазного национализма, великорусского шовинизма, а также сионизма, что естественно при недооценке руководящей роли коммунистической партии.

Литобъединение стали поклевывать на разного рода совещаниях и пленумах, а его руководителя и членов вызывать в хорошо обставленные кабинеты с дорогими коврами на полу.

Возражая сановным критикам, Курлат все чаще шел в разнос, тем более, что перед выступлениями своими иногда принимал стопку-другую «допинга». «Идеалы революции, – горячился он. – Комиссары в пыльных шлемах… Ленинская национальная политика… Социализм с человеческим лицом!»

Кончилось тем, что секретарь обкома, заведовавший идеологией, будущий премьер Украины Ляшко сказал ему: «Или ты уберешься из Донецка, или я тебя посажу».

Пришлось переехать в Луганскую область, в северодонецкой городской газете нашлось вакантное место.

Марк Вейцман. Курлатик // Радуга – 2003, №3, с.141-142

Йосип Курлат

Володя Мищенко отличался тонкой душевной натурой. Он был восторженным, но слегка нервическим молодым человеком. Это чувствовалось и по его стихам. Когда «Обрій» столь стремительно и беспощадно разгромили, буквально не оставив от него камня на камне, я уже полтора года жил в Северодонецке и работал в городской газете «Комуністичний шлях». Узнав, что Володю Мищенко вместе с его товарищем Колей Колесником выгнали из школы, запретив им преподавательскую деятельность вообще, я договорился с редакторшей газеты и привез Володю в Северодонецк. Нам как раз нужен был ответственный секретарь. Сводил его и к первому секретарю горкома партии.

Он всем «показался», Мищенко дали сходу двухкомнатную квартиру, помогли жене устроиться на работу и определить ребенка в детский сад. Но Володя и здесь остался верен себе. Ему присылали из Донецка и Киева «крамольные» стихи, приезжали, разумеется, инкогнито, в гости на несколько дней Васыль Стус и некоторые другие его друзья, такие же опальные, как и он сам. Тактично, но достаточно серьезно предупреждал Володю, что за ним обязательно ведут наблюдение, просматривают письма и так далее. По молодости лет Мищенко отнесся к этому легкомысленно. К сожалению, я оказался прав. Как потом выяснилось, на наши занятия городского литературного объединения в редакцию газеты регулярно приходил штатный сотрудник КГВ Михаил Ковалев – под видом начинающего рабочего поэта. После занятий ребята обычно покупали вино и продолжали свои разговоры где-нибудь в другом месте. Поскольку я тогда не пил совершенно, то и не ходил туда вместе с ними. А Ковалев – ходил и все скрытно записывал на магнитофон. Как уж так получилось, не знаю, но этот самый Михаил не только признался Володе в этом, но и показал миниатюрное устройство, с помощью которого закладывал наших чересчур откровенных и невоздержанных початкивцев. Кончилось тем, что у кое-кого из них провели дома обыск. Смешно сказать: искали книжку Васыля Симоненко и его рукописное стихотворение, в котором были такие строчки, обращенные к Украине:

Хай мовчать Росії та Америки,
Коли я з тобою говорю!

А затем в редакции состоялось общее собрание.
. . .
Кончилось тем, что Володю просто предупредили, несмотря на протесты начальника КГБ. Но вопрос о его работе остался открытым.

- Что же мне теперь делать, Иосиф Борисович – спросил Володя после собрания, когда мы с ним остались одни.

Я ответил, что, может, все и обойдется. Но на его месте я бы бросил и работу, и квартиру сам, немедленно уехав в Киев. Там все же пропасть не дадут, а здесь могут растоптать запросто.

Йосиф Курлат. Казнить нельзя помиловать // Літ.-худ. альманах “Мрія”, Сєверодонецьк, 2000, с. 72 

Володимир Міщенко

У січні 1967 р. мені зателефонував з м. Сіверськодонецька поет Йосип Курлат і запропонував місце в тамтешній міській газеті. За кілька днів я вже був там. Мене прийняли на посаду відповідального секретаря газети “Комуністичний шлях” Йосип Курлат був там завідувачем відділу культури. Ми швидко знайшли спільну мову, готуючи літературні сторінки та проводячи заняття літоб’єднання. Незабаром помітили, що деякі початківці надто активно “політизуються”, себто провокують на слизькі розмови. Курлат попередив мене, що серед них, безперечно, є “стукачі”.

Якось до мене підійшла редакційна друкарка Катря і, озираючись, пошепки повідомила, що бачила, як заступник редактора Бобровський разом з одним ветераном-комуністом, котрий перебував на партобліку в газеті, нишпорили в моєму робочому столі, гарячково порпалися в паперах.

Якби ці нишпорки зазирнули до шухляди того столу на кілька днів раніше, то знайшли б там машинописний примірник забороненої праці Івана Дзюби “Інтернаціоналізм чи русифікація?”. Я приніс його до редакції для того, аби передати молодому поетові Валентину Пивоварову. І таки передав. Праця І. Дзюби справила на мого нового знайомого велике враження. Ми заприятелювали. Валентин запоєм читав Василя Симоненка, Миколу Вінграновського, Ліну Костенко та інших “опальних” поетів, збірки яких я привіз із Донецька.
. . .
6 січня 1968 року Стусові виповнювалося 30 років. У газеті “Комуністичний шлях” саме з’явилася літературна сторінка, підготовлена до друку Йосипом Курлатом. В останню мить я доповнив її віршем В. Стуса “Тиша” та короткою біографічною довідкою про поета.

Після цієї публікації помітив, що за мною постійно плентається”хвіст”. Зрозумів, що спокійного життя не буде.
Розв’язка наближалася. Навесні 1968 р. за вказівкою міськкому партії скликаються збори колективу редакції за участю працівників КДБ. Майже повторюється сценарій, розіграний у Донецьку, з тією різницею, що раніше мене захистив П. Байдебура, а тепер – Й. Курлат.

Вразив вчинок В’ячеслава Аляб’єва. Здібний журналіст. Давав чимало матеріалів у кожний номер. Але писав рос. мовою, тому мені доводилося їх перекладати – я сідав поруч з друкаркою Катрею і диктував їй текст українською. Ми з ним часто дискутували, бо розходилися в національному питанні. Він був за «велікую Расєю», а я – за самостійну Україну. Тож іноді доходило до сварки. І все ж він вчинив благородно, коли мене розпинали на зборах: виступив після Курлата на мій захист. Його аргументи всіх приголомшили. Зокрема, він вигукнув: «За что вы судите Мищенко? За то, что он националист? Тогда судите и меня. Ведь я тоже националист! Разница лишь в том, что он – украинский националист, а я – русский националист!»

Спогад В. Міщенка “Звільнити з роботи або віддати під суд...”, надісланий мені листом від 28.04.2005

Валентин Пивоваров

“После “разоблачения” “националистической” организации в редакции “Комшляха” начались допросы. Вызывали не в КГБ, а в здание горкома партии. Раскручивали именно на “организацию”. Спрашивали о моем чтении упомянутого самиздата. Я все отрицал. Может кто-то и признался, кому он еще давал это читать, не знаю. Но сомневаюсь. Если бы так, его посадили бы за распространение «антисоветской» литературы. Но его не посадили. Более того, даже не выгнали из редакции. Выгнали меня, при том с “волчьим билетом”, который преследовал меня всю жизнь.
Алябьев к этому КГБэшному делу вообще не был причастен. Но он уехал вместо со мной – вернее, я с ним, т.к. он задолго до этого списывался по объявлению о вакансиях с газетой в п. Тазовский Ямало-Ненецкого округа. Уже после отъезда (рассказывали знакомые) во всех парторганизациях, возможно, и комсомольских тоже, были лекции, на которых рассказывали о раскрытой «буржуазно-националистической» организации в редакции горгазеты, и получалось, что ее организовал чуть ли не я, т. к. все остальные «функционеры» преспокойно оставались работать на своих местах.
. . .
“Выбрал кино. С литературой решил не связываться. Понимал, что меня будут искать.

Так и вышло. Но в Киеве, в театральном меня нашли только после первого курса. Там в одном общежитии со мной в то время жил (и учился в консерватории) мой полный тезка, Валентин Пивоваров, ныне народный артист Украины, оперный певец, баритон, сейчас поёт, по-моему, в Венской опере. Вот это меня по странному стечению обстоятельств и спасло! Сначала вышли на него, долго разбирались, что не тот. И только потом нашли меня. Но я уже сдал не одну сессию, был первым учеником на курсе, старостой курса, любимцем декана....Он меня и отстоял. Тягали меня еще долго. Пытались вербовать. Пугали. Рассказывали о северодонецкой “организации” такое, что я и сейчас не стану повторять, т.к. не имею документальных подтверждений.... Отстали. Когда уже работал на киностудии – приходили пробовали еще раз склонить. Но я уже был в профессии. Снова “дипломатично” увильнул. Грозили, и угрозы выполнили. Мои фильмы ездили на международные кинофестивали, получали там призы, меня приглашали, но “органы” отвечали, что приехать я не могу, т.к. занят сейчас в другой стране на съемках. Ни в какой другой стране до конца 1991 годя я ни разу не был! Даже по турпутёвке не пускали, за свои деньги!”
. . .
“Я люблю свою молодость, свой Северодонецк 1962-68 гг. Я бережно храню этот город в памяти, так же, как и его людей, которые были тогда в моей жизни. Я помню это время, как что-то яркое, солнечное, весёлое, вкусное! И Курлат, и Алябьев, и Володя Мищенко, и даже ехидный мальчик Сеня Перцовский, и многие другие – дорогие моему сердцу образы. Звучит выспренно, но есть абсолютной истиной. Мне-то кривить душой сейчас – зачем?”

З листів В. Пивоварова до С. Каленюка. 2007 р.